De mis soledades voy,
                                                                                                                                      A mis soledades vengo…
                                                                                                                                                     Lope de Vega
 

               Мадрид оживает к полудню. Хозяины лавок раскладывают свои простенькие богатства, старички, чинно раскланиваясь, шествуют за свежими газетами к облюбованному киоску, домохозяйки спешат за овощами в супермаркет, лохматые молодые люди с небритыми подбородками двигаются по улицам в неопределенных направлениях, а многочисленное братство туристов, позевывая, выходит из отеля, удивленно хлопая глазами яркому испанскому солнцу.
            Город начинает шуметь и дергаться, как агонизирующий диплодок, пока, наконец, солнышко не сжалится над ним и не выкатится в середку неба.
            Конвульсии Мадрида прекращаются. Начинается время сиесты.
            Не успевшие добраться до тенистой крыши с гарантированным количеством воды туристы влипают в асфальт, как мухи, позарившиеся на мед, а счастливчики принимают прохладный душ и лежат, высунув языки, с мокрыми полотенцами на лбах.
            Но чу - нестерпимо яркое пятнышко на небесах превращается в медную монетку, и вся мадридская живность выползает посмотреть на это долгожданное чудо. Вновь открываются лавки, наполняются до отказа улицы и автобусы, слышатся многоязычные восклицания, ругань и смех. Пышные чернобровые испанки кричат на многочисленных детишек, их плотные, лысоватые и низенькие мужья взахлеб обсуждают последнюю игру "Атлетико Мадрид", а туристов вгоняют в столбняк призывы шустрых агитаторов, требующих на всех языках мира отдать им "небольшое" пожертвование в несколько тысяч песет на борьбу со СПИДом, в фонд больных детей или для процветания "дела Харе Кришны".
            Наползает ночь, и Мадрид сходит с ума. Рев мотоциклов и вой сирен бесцеремонно превращают кошмары немногих спящих в немыслимый гротеск. Непосвященному кажется, что горят все городские здания, вышли на дело все мадридские преступники и сердечные удары хватили всех горожан одновременно. Ан нет… Просто какой испанец, особенно если он на скучном посту, не любит быстрой езды с сиренами?!
            Но вот и утро. Мадрид спит. Спят и его обитатели - кто где - кто в отеле, ворочаясь от непривычной тишины, а кто и на рабочем месте, томно переваривая скудный завтрак и изучая повадки голубей за окном.
            Все ждут главное действующее лицо испанской жизни - Солнце…
 

            Ритмы, барабанные ритмы, карибские ритмы, рэгги. Танцуют все. Пьяные чернокожие, выводки утят, лебеди, огромные карпы в пруде, летучие мыши и иноземный самолет в небе. Скоро атланты не утерпят, бросят это самое небо и тоже пустятся в пляс. Иноземный самолет стряхнется с синего полотнища, летучие мыши заверещат, а небо плюхнется в пруд и распугает жирных рыбин. Тогда и начнется светопреставление - праздник Сан Хосе.
            И лишь наутро проснется похмельный негр, схватится за раскалывающуюся голову и унесет свой барабан, так обожающий рэгги. До следующего лета, до следующего праздника…
 

            Мадридские мостовые. Мадридские мосты и ступени. Мадридский асфальт и мои ноги. Асфальту наплевать на мои ноги, а они ноют и ноют, противные. Мадриду наплевать на меня, а мне вот не спится что-то…
 

            Ночь. Огни и шумные машины. Вопли сирен и рычание мотоциклов. И в то же время - тихо. Даже не тихо, а  спокойно. Незасыпающий Мадрид за окном, где-то внизу, а здесь - слипающиеся глаза, ноющие, уставшие от скитания по кривым центральным улочкам ноги и дрема. Дрема, полусон-полувоспоминания. Пышные рубенсовские телеса музея Эль-Прадо сливаются со свиными тушами в мясной лавке и перерастают в слоновьи ноги проституток. Огромные соборы разрастаются до размеров Пиреней и оглушают своим многоголосым органным эхом. Памятники оживают, отпускают на волю вздыбленных бронзовых коней и растворяются в толпе, где их лица уже не различишь среди сотен, тысяч громкоголосых испанцев и менее шумных эстранхерос - американцев, африканцев, французов, русских. Лица… Лица… Лица… Темные, непропорциональные, некрасивые. Нетерпеливые, жестикулирующие, бурные. Эмоции бьют через край, закручиваются водоворотами и вертят тобой, как щепкой. И вот уже миллионы лиц, миллионы ртов и глоток, кричащих на тебя, что-то от тебя требующих, настойчивых. А-а-а-а!
            …Тьфу ты, дурацкий сон. В комнате все спокойно, за окном усыпает Мадрид. Сейчас я повернусь на другой бок, и мне приснится что-нибудь очень хорошее.
 

            Стеклянные лестницы, эскалаторы, витрины, люди, люди, люди… Браслеты, колготки, диски, книги, шоколад, большой шоколад, очень большой шоколад, огромный шоколад…
Луна как… половинка головки сыра. Вокруг - колбасы, рыба во льду, салат, кули редиски, персики, бананы, яблоки, груши, сливы, манго, авокадо, гуабайа, личи, кивиано, фрукты, фрукты, фрукты, фрукты…
            Да, привидится же! Нельзя неподготовленному человеку в супермаркет заходить - всю ночь теперь кошмары мучают.
 

            Толедо. Старый-старый город… Узенькие кривые улочки, мощеные неровными камнями, каменные дома, памятники, соборы, мосты. Камни, камни, камни… И стальные клинки у каждого магазина. Мечи, шпаги, топоры, кинжалы, ножи, арбалеты, сабли… Камень и сталь - это Толедо.
            А вокруг - крепостная стена с воротами и широкая петля реки. Господи, да это же не сказка, не роман, не какая-нибудь дешевая фэнтезюшка, это же настоящая средневековая крепость! Здесь до сих пор живут тени закованных в броню рыцарей, изнемогающих от жары, и неумытых, но благородных дам. Здесь все еще чувствуются ароматы гниющих фруктов и помоев, плывущих по улицам, слышится гудение мух и причитания сумасшедшего калеки. И все то же солнце поливает огнем голые камни города, на которых не растет и чахленького кустика, сжигая в мертвенно-желтый цвет все растущее в окрестностях. И все это настолько реально, что что-то… что-то не хочется даже фантазировать о тех временах и представлять себе, что ты там живешь…
 

            Сеговия. Город-корабль. Средневековые улочки, магазинчики, церквушки. Акведук, огромный, действующий, каменный акведук, оставшийся еще со времен Римской империи, отбрасывает странную тень. Оранжевые черепичные крыши, аисты и огромное светло-синее небо с редкими пушиночками облаков. И ярко-белый собор, дерзко пропарывающий это небо своей готикой, собор, возносящий своего бога ближе к Космосу.
            Внутри такие исполины, строившиеся по несколько веков, ошеломляют своим объемом, высотой сводов, пышностью и… зловещестью. Они подавляют, они заставляют понять, насколько ты мал и ничтожен. В них просто страшно, страшно по-детски, подсознательно. Вместе со звуками органа воображение начинает рисовать какие-то неясные образы, видения; вспоминаются "Энигма", Желязны, Гете… А многократно ревербирирующее эхо и апокалиптические картины на стенах усиливают внутреннюю дрожь. И тебя тянет, тянет прочь, к солнцу…
            А под солнцем, на грешной земле который век воюют арабы и испанцы. Только арабы построили крепость, величайшую и неприступнейшую цитадель Алькасар, как ее уже штурмуют испанцы. Все окрестные поля заполнены людишками в латах. Начинается штурм, разбиваются окованные железом ворота и летят доблестные арабские стрелки со стен прямо в ров, окружающий эти стены. Крики, гул, лязг оружия, топот - и вдруг - тишина, все замерло, и только скучающие туристы пробегут взглядом сцены великих баталий, да странно перекликаются в каменных погребах заплутавшие на века привидения: "У-у-у-у!"
            …Или это ветер воет, стучит в окна отеля?..
 

            И осталось еще такое воспоминание - сказка-сон: черная ночь, огромное количество ярких звезд над темнотой и много-много ярких огней под ней. И еще волны, мягкие теплые волны, в такт которым качается все это великолепие.  (Автобус Мадрид-Малага, ночь…)
 
 
 

            Жара. Жуткая жара. Утром плюс 28, днем плюс 42, вечером плюс 35… К четырем часам дня город становится неотличим от Сахары, разве что вдруг в зыбкой дымке возникнет супермаркет, открытый во время сиесты, а главное - с кондиционерами…
            Из этого чуда цивилизации выходишь наружу как в парную. Скорее на пляж, к прохладному морю!
            Но если разденешься - через час нужна будет пересадка кожи, а температура песка там такова, что впору печь картошку.
            Впрочем, как раз картошки-то и не хочется. Водички бы холодненькой… Но баночка кока-колы, как впрочем и обычной питьевой воды, стоит так же, как и три килограмма апельсинов…
            Влипая в улицы, доползаешь до гостиницы. И дурея от духоты, ждешь ночи, чтобы попытаться уснуть, ворочаясь под тоненькой простынкой, которая в полусне кажется тяжелым меховым одеялом…
 

            "Все к тому, что этот день был не худшим из наших дней…" Такая строчка у меня в голове сейчас. Так странно… Но странным кажется не окружающая меня действительность, напротив, эти пальмы вокруг, крепости, горы и люди кажутся мне вполне естественными и привычными - вот что самое странное! Я моментально привык, что "Опели", "Рено" и "Фольксвагены" уступают мне дорогу, я свободно общаюсь с экспрессивными черноволосыми аборигенами на смеси испанского и английского и я жутко удивляюсь тому, с каким любопытством рассматривают меня окружающии - намного с большим, чем я их. Такие категории, как русский язык, рубли, политика и сама Россия кажутся далекими и какими-то ненастоящими…
            А Иркутск - вообще малюсеньким обитаемым кусочком, затерянным где-то в тайге на огромных азиатских просторах…
 

            На Малагу опускается ночь… Зажглись фонари, вспыхнули яркие рекламы. Автобусы ездят пустыми - все, кому нужно было домой, уже укладываются спать, переваривая сытный ужин, а остальные с грохотом мчат на мотоциклах или шумно целуются в парках. На фоне потемневшего неба причудливыми тенями смотрятся огромные пальмы и стены полуразрушенной арабской крепости… Часы негромко бьют двенадцать, а там, где начинается туман, под мирные вздохи моря покидает южный город российский сухогруз "Илья Ульянов".
 

            Длинные листья пальм едва колышатся ветром. Десять часов вечера, а все еще жарко. Огромное темное море  с шумом и пеной накатывает на песчаный берег. Тот самый юг, далекий-далекий, на который я стремился чтобы отдохнуть и развеяться. Здорово? Да не совсем…
            Ведь в сущности ничего не изменилось, кроме декораций. По-прежнему так по-волчьи тоскливо и одиноко, только вот теперь еще и домой хочется в глупой надежде, что меня там кто-то ждет. De mis soledades voy, a mis soledades vengo… Уходя от одиночества, к одиночеству и прихожу…
 

            Огни рванулись назад. Ленивый взгляд ее темно-карих глаз, обрамленных ярко-черными ресницами и бровями лишь чуть пробежал по ним. Она сидела, прямая, гордая, черноволосая. Ее красивое властное лицо было абсолютно непроницаемым, хотя столько людей пытались в уголках губ, в наклоне бровей, в движении век прочитать ее мысли, ее желания, увидеть ее приказ и броситься его выполнять. Простым движением руки она покоряла города, отправляла к новым землям каравеллы и строила дворцы и соборы, которые после весь мир называл чудесами света. Она была королевой великого государства, перед которым в ужасе трепетали северные цивилизации, южные халифаты и восточные варвары, королевой Испании…
            …Огни за окном в очередной раз дернулись и остановились. Она спокойно, почти величественно встала и вышла из автобуса, переполненного автобуса, который без нее сразу же стал пустым…